ПРИЮТ
- Ночью в Приюте для Душевных Художников был бал. Дул Последний Осенний Ветер,
рывками, порывами, сипло свистя в пустых рукавах труб, хрипло надрывно смеясь и
плюясь и дыша перегаром прямо в лицо в припадках нахрапистых беспардонных
откровений; нервные чахоточные дамы с русалочьими глазами не выдерживая, в
слезах убегали прочь, опрокидывая шампанское на бархат и оставляя дымиться в
хрустальных пепельных урнах тонкие коричневые сигареты; улетали навсегда, гневно
шурша хвостами гипюровых шлейфов, гонимые прочь проклятьями покинутых
осиротевших приютцев:
- -- Улетайте, порочные бесплодные ведьмы, -- кричали им вслед Душевные
Художники, размахивая пюпитрами и палитрами, на которых бурлила, кипела,
судорожно пузырилась агонией красок их душевнобольная безумная страсть, --
улетайте и знайте: мы вам отдали всё и не можем быть более здесь, -- кричали
они, потрясая ворохами исписанных листьев и швыряя их в приливе вдохновенного
гнева в воронку Последнего Осеннего Ветра, наполняя приютскую клеть неистовой
суетой и метанием стаи, обезумевшей взаперти стаи, ищущей выхода...
ЛИСТ ПЕРВЫЙ
- Разбитые рожи арбузов,
- Жестокие пляски ворон,
- Несвежие пьющие музы --
- Вот осень текущих времён
- Печаль престарелого лета,
- Чья поздняя страсть как труха,
- Сменилась тоской без просвета,
- Где нет ни любви, ни греха,
- Где пьют по туманным подвалам
- Кипящее месиво рощ,
- Мешая за гранью стакана
- Плаксивую немощь и дождь
- Где души летят косяками
- (В какие сорвавшись края?),
- Где нищие воют волками
- И главный меж нищими -- я
- О нет, я не жрал на помойках,
- Не ползал на пузе в метро,
- Не жёг на мертвецких попойках
- Сивушной отравой нутро,
- Не вспарывал брюха клыками,
- Не мстил за абсурд бытия...
- Но души летят косяками,
- И воет, немуя, моя.
- Дело шло к зиме. Косяки запойных художников потянулись в лоно Великой Белой
Долины. Их огромные чёрные балахоны, клокоча, наполнял Святым Духом Последний
Осенний Ветер, и они срывались, не жалея, не зовя, не плача, чернильными ночами
под вой и скулёж служивых дворняг. Очищая дорогу Серому Дню, Расторопные
Дворники в шамкающих резиновых сапогах суетливо рассовывали по сусекам, подальше
от сонных глаз Добропорядочных Граждан щедро оставленное за ненадобностью или в
память о... душевными художниками: листья, листья, листья...
ИЗ ВОРОХА
* * *
- Вот так и нас
- Лет, может, через двадцать,
- Своё отпевших, выпивших своё,
- В одной из привокзальных рестораций
- Оглушит рок-н-роллом пацаньё.
- Мальчишки с сумашедшими глазами,
- Что нами сочинённое поют,
- Увидев нас -- с опавшими крылами --
- Не примут, не поверят, не поймут...
- Вот так и нас когда-нибудь сломает,
- Закружит по случайным поездам
- Всё дальше от взъерошенного мая,
- Всё ближе к облысевшим холодам.
- Вот так и нас когда-нибудь забудут,
- Горластых, одержимых, молодых,
- Живущих второпях, напропалую,
- Забудут потихоньку, как других,
- И где-то в городке провинциальном,
- Где ресторан -- один, один -- вокзал,
- Наш поезд с директивой о списаньи
- Зайдёт в тупик и даст по тормозам.
* * *
- Не хватает дождя.
- Я теперь это понял наверно --
- Не хватает дождя,
- Чтобы... нет, не залить,
- А прибить,
- Надоевшую пыль,
- Что давно добиралась до горла.
- Да и есть ли оно, это «горло»,
- Ещё у меня?
- Вроде есть.
- Вроде вот он --
- К-кадык.
- Вроде вот он --
- На ладони лежит --
- Непривычный, не мой, не родной...
- Незнакомый какой-то кадык...
- Неизвестный...
- Слишком...
- Пыльный...
- К-какой-то...
- К-кады...
- Так хотелось дождя.
- ...и на жёлтую кошку-луну я уже никогда не завою, мои старые песни -- в
углу, спят в обломках гитарного боя... стайка школьниц бежит через двор, первый
раз эти ножки в чулочках, первый раз не мигая в упор на них смотрит, прервав
разговор, сквозь забор солдатня со сверхсрочной... ту, что справа, с огромным
бантом, я когда-то любил как невесту, а она -- улетела, потом, мне об этом пока
неизвестно...
- Приют опустел. Из гулкой черноты зияющих вытекшими глазами окон вырывался,
дробясь бесноватым эхом вой обезумевшей псины, трёхэтажная матерщина мародёров и
лишь изредка, последним пронзительным воспоминанием о том, что здесь, словно в
утлой келье ютились в Одночасье Душевные Художники, прорывалось косым лучом
сквозь прореху в крыше и черноту окна Последнее Осеннее Солнце.
ИЗ ВОРОХА
* * *
- По молодости думал молодым
- Покинуть мир... И только вдохновенье,
- Витающее музыкой над ним,
- Внушало постоянные сомненья
- Потом он вдруг решился, но не смог,
- Не знаю, то ли бритва затупилась,
- То ли другое что... (курок, шнурок?)
- Одно известно -- как-то не случилось.
- И вот он небо синее коптит,
- Просиживает кресло на работе,
- Нагуливает к ночи аппетит...
- И только иногда на прежней ноте
- Звучит над ним настойчивый мотив.
- Чему-то посвящённый, он звучит,
- Но день за днём теряя это что-то
- Всё больше замыкается, молчит,
- И милый дом, и нужная работа
- Становятся ненужными... Он пьёт
- В тоске... потом срывается, скандалит...
- И сердце как-то вечером сдаёт,
- Но снова неудачно -- жизнь спасают
- (Хирург ли захотел, чтоб он воскрес,
- Иной ли кто... Ему уже не важно)
- И вот: суббота, осень, светлый лес,
- Отстав от грибников, он без поклажи,
- Впервые налегке (смущённость рук,
- Теперь, без багажа, как будто лишних)
- Вступает в осень... Зная этот звук,
- Звук жизни, облетающей неслышно...
- И лес высок, спокойно-величав,
- Прозрачен, прян сосновою смолою --
- И время исчезает, замолчав,
- Бессильное пред вечной тишиною.
- И он, почти совсем уже старик,
- Глядит сквозь пелену и позолоту
- И, глупо улыбаясь, крошит гриб,
- Рассеянно насвистывая что-то.
- ...набросок -- лист, карандаш, наскоро, вполовину, втреть, вчетверть листа,
только местами, только -- уловить суть -- муть, серый фон, фонарь, в воздухе
гарь; резкий штрих -- напрямик -- забор: цвет -- чуть ли не запах сырости,
потёки перетекают в лужи... чуть выше -- покатость крыши, линялый тополь,
ворона: смотрит чуть вниз и вбок -- придирчиво, заменяя полицейский свисток,
кричит -- внизу, у забора какой-то хам (беглость наброска -- пальто, папироска,
в квадрат затылка вписана кепка) разбивает бутылку об угол: взрыв, чёрная сажа
земли, осколки, муть стекла, хлам; вороне не нравится хам... вдруг -- блеснул
изумрудом колким осколок воровке в глаз: зрачок напрягся, погас (солнце зашло за
тучу) и тут же -- в зеркале лужи -- двойник возбуждённой птицы метнулся как кур
со спицы... набросок; октябрь, не спится...
- Приют опустел. В пыльных колючих зарослях у порога мутно зеленели пьяные
бутылки, распахивали хищные пасти пустые консервные банки с протухшими остатками
Последних Дождей, прели отвергнутые бомжами пожитки и висели смачными вязкими
плевками использованные презервативы: Художники не хотели продолжения, но не
могли и не умели сопротивляться чарам Прекрасной Половины Человечества.
- ...и вы, конечно, в бледной шляпке (не «ты», а «вы» -- так будет лучше),
пейзаж -- как на старинном фото -- полуистёрт, немного смазан и жёлт осенним
отрешеньем; и узнаются, но с сомненьем, анфасы зданий в оперенье листвы, пока
что шелестящей... октябрь, осень, год такой-то.
- ...вся нежность в трёх цветках, всё, что ещё осталось -- осталось только в
них, досталось только им -- несвежая печаль, изнеженная жалость осмеяна другими,
отмерена другим...
ИЗ ВОРОХА
* * *
- Весна... Влюблённая весна
- В осунувшемся парке...
- Он, как любовник, спал с лица,
- Не зная отдыха и сна,
- Всё время тратя до конца
- На новые подарки
- Смешливой спутнице своей
- В сиреневом берете.
- Он ещё на год постарел...
- Во всём великолепье
- Седых висков, лукавых глаз,
- Скрывающих волненье,
- Её встречая, всякий раз
- Молил он: «Не последний!»
- Но, как дитя, увлечена
- Поэзией начала
- Его отчаянья она,
- Увы, не замечала...
- Заиндевевшая весна
- В осунувшемся парке...
- Остекленевшие глаза
- Потерянной овчарки,
- Остановившийся разбег
- Взлетающих деревьев,
- Холодный сумрак, грязный снег...
- Последней страсти гаснет свет
- И вечность оставляет след
- На каменных ступенях.
* * *
- Никогда не будет в первый раз
- Этих губ так близко, этих глаз,
- Этих опьянённых счастьем нас
- Никогда не будет в первый раз.
- Мы всегда всё тратили сейчас,
- Не умея -- счастья про запас.
- Выпивая жадно каждый час,
- Взяв его у нынешних у нас.
- Мы всегда старались до конца
- Вжать друг в друга бедные сердца,
- Вместе оторвавшись от земли,
- Мы иначе просто не могли.
- Мы, конечно, вместе и теперь,
- Только с каждой ночью всё трудней
- Находить на дне любимых глаз
- Тех... непоправимо глупых нас.
- О, Прекрасная Половина, Холодный Белый Мрамор или Податливый Лучистый
Янтарь, ты прекрасна! Плоть твоя полна половинчатых сфер, ты вся раздвоенность и
незавершенность, вся недосказанность, вся сосуд, вся форма, и чем Он наполнит
тебя.... О, округлость твоего живота! Я весь там, за свернувшейся клубком
змейкой пупка, я приникаю к нему ухом... и робко впускаю в эту девственную
впадину, в эту дрожащую раковину неровное дыхание познаваемого чуда, властную
волну сладкого яда, нарастающий гул любви, всепоглощающий рёв и скрежет,
«Откройте!» -- барабанят в мои перепонки и в разверзшейся тверди как в песчаной
воронке исчезает шипящей стремительной змейкой тонкая красная струйка... Время
не перевернуть. Тишина. Время, время... Чем я наполнил тебя, гитарист душевных
струн, что пролил в немоту ночи незрячим тапёром с двухцветной палитры, что
растеребил и растревожил, чем проявился на лакмусовой бумаге белоснежных
простыней твоих; что носишь ты в сосуде любви, в разбитом дырявом сосуде...
ИЗ ВОРОХА
* * *
- Я
- Не играю
- На форте-пиано.
- Может быть, в этом секрет?
- Всё, что могу --
- (А «могу» я лишь пьяный) --
- Спеть этот глупый куплет:
- «Когда перестану
- Любить мою Анну,
- Я дам ей знак --
- Я надену панаму!»
- Что с Миром? -- Танцует.
- Ни корч, ни истерик,
- Ни вспоротых вен,
- Ни обугленных глаз...
- Толпа веселится!
- Распахнуты двери!
- Как будто на свете
- И не было
- Нас!
- «Не было, не было...» --
- Глупое эхо
- Хлещет по голому сердцу
- Как плеть.
- Не-у-же-ли
- Когда-нибудь
- Я буду петь:
- «Когда
- Перестану
- Любить тебя,
- ...!!!»
- Проклятая песня,
- Дурацкий куплет.
- Я боюсь вопроса --
- Я знаю ответ:
- В нашем мире,
- Танцующем мамбо,
- В нашем пляшущем мире
- Давно уже нет
- Этой музыки -- форте-пиано...