Харуки Мураками
Dance, Dance, Dance
(перевод Дмитрия Коваленина)
Глава из романа, не включенная в американское издание.
ї 1994 by Kodansha International Ltd.
ї перевод с японского: Дмитрий
Коваленин, 1998
Март 1983 г.
-
Пора, наконец, представиться.
-
«Несколько слов о себе»...
-
В школе, помню, частенько приходилось этим заниматься. Из года в год, когда
набирался новый класс, все выстраивались в линейку, и каждый по очереди
выходил вперед и рассказывал о себе, как умеет. Никогда не мог это делать
как следует. И дело тут даже не в умении. Само это занятие казалось мне
полным бредом. Что я вообще могу знать о себе? Разве то, каким я себя представляю
- это настоящий я? Если собственный голос, записанный на магнитофонную
пленку, получается странным, чужим - что говорить о картинках, которые
мое воображение рисует с меня, перекраивая, извращая мою натуру, как ему
заблагорассудится?.. Подобные мысли всю жизнь копошились у меня в голове.
И всякий раз, когда я знакомился с кем-то, и приходилось рассказывать «что-нибудь
о себе», я чувствовал себя точно двоечник-прохиндей, исправляющий отметки
в классном журнале. Колоссально неуютное ощущение... Поэтому я всегда старался
не рассказывать о себе ничего, кроме голых фактов, которые не нужно ни
комментировать, ни объяснять («держу собаку»; «люблю плавать»; «ненавижу
сыр»; и так далее), - но в итоге мне все равно продолжало мерещиться, будто
я рассказываю какие-то придуманные факты о придуманном, несуществующем
человеке. И когда в таком состоянии я слушал рассказы других - казалось,
что они тоже болтают не о себе, а о ком-то третьем. Что все мы живем в
придуманном мире и дышим придуманным воздухом.
-
И все-таки - придется мне что-нибудь рассказать... Только так все и может
начаться -- с болтовни о себе. С этого первого шага. Удачно ли, нет - рассудим
после. Я сам рассужу, другие рассудят -- сейчас неважно. Сейчас я должен
болтать о себе. И при этом - помнить, о чем болтаю.
-
Сыр я теперь люблю. Когда полюбил - уж не помню; как-то само полюбилось.
Собака моя простудилась под дождем и померла от воспаления легких, когда
я пошел в последний класс школы. С тех пор собак не держу.
-
А плавать люблю и сегодня... Спасибо за внимание.
-
Но в том-то и беда: в реальной жизни так легко не отделаешься. Когда требуешь
чего-то от жизни (а кто из нас от нее не требует?) - жизнь автоматически
запрашивает в ответ целую кучу дополнительной информации.
-
Для построения желаемой схемы необходимо ввести больше данных. Иначе ответа
не будет.
-
ДАННЫХ НЕДОСТАТОЧНО. ОТВЕТ НЕВОЗМОЖЕН. НАЖМИТЕ КЛАВИШУ СБРОСА.
-
Нажимаю на «сброс». Экран пустеет. Люди в аудитории принимаются швырять
в меня чем попало. «Болтай! Еще болтай о себе!..» Учитель недовольно сдвигает
брови. Потеряв дар речи, я каменею у классной доски.
-
Нужно болтать. И как можно дольше. Удачно ли, нет - разберемся потом...
-
Иногда она приходит и остается на ночь. Утром завтракает вместе со мной,
уходит на работу - и уже не возвращается. Имени у нее нет. Все-таки она
- не главная героиня этой истории. Очень скоро она навсегда исчезнет из
повествования, и, чтобы не запутывать себя и других, я не буду давать ей
имя. Но я не хочу, чтобы думали, будто я ею пренебрегаю. Мне она нравилась
всегда, и даже теперь, когда она исчезла из моей жизни навеки, нравится
ничуть не меньше.
-
В каком-то смысле мы с ней - друзья. По крайней мере, у нее есть все основания
считать себя моим единственным другом. Не считая редких визитов ко мне,
она живет с постоянным лоюбовником. Работает в телефонной компании - составляет
на компьютере счета за телефонные разговоры. Подробнее о работе я не спрашивал,
она не рассказывала. Но, думаю, что-нибудь в этом роде. Подсчитывает, кто
сколько наговорил по телефону, составляет счета и рассылает абонентам.
Так что свои телефонные счета я всегда вынимаю из почтового ящика с чувством,
будто получил письмо очень интимного содержания.
-
Совершенно отдельно от своей основной жизни она спит со мной. Два - ну,
может, три раза в месяц. Меня она считает Человеком С Луны или кем-то еще
вроде этого. «Эй! А ты разве не вернешься к себе на Луну?» - хихикает она
тихонько. В постели нагишом, всем телом прижимаясь ко мне. Сосками маленьких
грудей упираясь мне в ребра. Так мы болтаем каждый раз, когда ночью вдвоем.
За окном -- несмолкающий гул хайвэя. По радио - монотонный шлягер из «Хьюмэн
Лиг»... «ХЬЮМЭН ЛИГ». Ну и названьице! Какого черта было так называть музыкальную
группу?! Все-таки раньше люди называли свои группы куда приличнее: «Импириэлз»,
«Сьюпримз», «Фламингоуз», «Фэлконз», «Импрешнз», «Дорз», «Фор Сизонз»,
«Бич Бойз»...
-
Я говорю ей об этом. Она смеется. Странный я, говорит. Что во мне странного
-- не понимаю. Сам я считаю себя абсолютно нормальным человеком с самыми
обычными мыслями в голове... «ХЬЮМЭН ЛИГ»!!!
-
- Ужасно люблю, когда мы вдвоем, -- говорит она. -- Иногда бывает -- как
захочу к тебе, прямо сил нет! На работе, например...
-
- Хм...
-
- Иногда, - подчеркивает она. И потом молчит с полминуты. Заканчивается
«Хьюмэн Лиг», начинается что-то мне незнакомое. - Вот в чем беда-то...
Твоя
беда, -- продолжает она. - Мне, например, страшно нравится, когда мы вот
так... Но быть с тобой каждый день с утра до вечера почему-то не хочется...
Отчего бы, а?
-
- Хм, - повторяю я.
-
- И ведь не то чтобы ты меня как-то стеснял. Просто - когда я с тобой,
воздух вокруг становится каким-то тонким... разряженным, да? - Как на Луне.
-
- Ну вот... Хоть на шаг ближе к родине...
-
- Эй! Я не шутки шучу! -- она привстает на постели и заглядывает мне в
лицо. - Я, между прочим, все это для тебя говорю... Много у тебя в жизни
людей, которые бы говорили с тобой о тебе?!
-
- Нет, - отвечаю я искренне. Больше действительно нет никого.
-
Она снова ложится и прижимается грудью ко мне. Я ласкаю ей спину ладонью.
-
- В общем, вот так. Воздух с тобой очень тонкий. Как на Луне, - повторяет
она.
-
- На Луне воздух вовсе не тонкий, - возражаю я. - На Луне вообще воздуха
нет. Так что...
-
- Очень тонкий!.. - шепчет она. Может, не слышит, что я говорю, может,
не хочет слышать; не знаю. Но от шепота ее мне неуютно. Черт знает, почему.
Что-то в нем есть неуютное. - А иногда и совсем истончается... И тогда
ты дышишь вовсе не тем же воздухом, что и я, а чем-то другим... Мне так
кажется.
-
- Все потому, что данных недостаточно... - бормочу я.
-
- В смысле - я о тебе ничего не знаю? Ты об этом, да? - спрашивает она.
-
- Да я и сам о себе ничего не знаю! - говорю я. - Ну, правда! Я не в философском
смысле говорю, а в самом буквальном... Общая нехватка данных, понимаешь?
По всем параметрам...
-
- Но тебе уже тридцать три, так?
-
Ей самой - двадцать шесть.
-
- Тридцать четыре, - поправляю я. -- Тридцать четыре года и два месяца.
-
Она качает головой. Потом выбирается из постели, подбегает к окну и отдергивает
штору. За окном громоздятся тумбы хайвэя. В предрассветном небе над ними
- белый череп луны.
-
Она - в моей пижаме.
-
- Эй, ты! Возвращайся к себе на Луну! - изрекает она, указуя пальцем на
небеса.
-
- С ума сошла? Холодно же! - говорю я.
-
- Где? На Луне?
-
- Да я о тебе говорю! - смеюсь я. На дворе февраль. Она стоит у самого
подоконника, и я вижу, как ее дыхание превращается в белый пар. Кажется,
лишь после моих слов она замечает, что мерзнет.
-
Спохватившись, она мигом запрыгивает обратно в постель. Я обнимаю ее. Пижама
на ней - холодная просто до ужаса. Она утыкается носом мне в шею. Нос -
тоже как ледышка.
-
- Уж-жасно тебя люблю, - шепчет она.
-
Я хочу ей что-то ответить, но слова застревают в горле. Я очень тепло отношусь
к ней. Так, как сейчас, вдвоем в постели, мы замечательно проводим время.
Мне нравится согревать ее своим телом; гладить, едва касаясь, ее длинные
волосы. Нравится слушать ее дыхание во сне, а утром - завтракать с нею
и отправлять ее на работу. Нравится получать по почте телефонные счета,
которые, как я верю, она для меня составляет; наблюдать, как она разгуливает
по дому в моей пижаме, слишком большой для нее... Вот только чувству этому
я никак не подберу определения. Уж конечно, это не любовь. Симпатией -
и то не назовешь...
-
Как бы это лучше назвать?
-
Так или иначе, я ничего не говорю ей в ответ. Просто ни слова на ум не
приходит. И я чувствую, что своим молчанием чем дальше, тем больнее задеваю
ее. Она не хочет, чтобы я это чувствовал, но я чувствую все равно. Просто
провожу пальцами по мягкой коже вдоль позвонков - и чувствую. Совершенно
отчетливо. Так мы молчим, обнявшись, и слушаем песню с неизвестным названием.
-
Внезапно - ее ладонь у меня в паху.
-
- Женись на хорошей лунной женщине... Сделайте с ней хорошего лунного ребеночка...
-- ласково бормочет она. - Так будет лучше всего.
-
Шторы теперь распахнуты, и лунный череп смотрит на нас в упор. Все так
же обнимая ее, я гляжу поверх ее плеча на луну. По хайвэю несутся грузовики.
Временами они издают какой-то недобрый треск - будто гигантский айсберг
начинает раскалываться, заплывая в теплые воды. «Что же они там перевозят?»
- думаю я.
-
- Что у нас сегодня на завтрак? - спрашивает она.
-
- Да ничего особенного. То же, что и всегда. Колбаса, яйца, тосты. Картофельный
салат со вчера остался. Кофе. Тебе могу сварить «кафе-о-лэ»...
-
- Кр-расота! - радуется она. - И яичницу сделаешь, и кофе, и тосты пожаришь,
да?
-
- С удовольствием! - отвечаю я.
-
- Угадай - что я люблю больше всего на свете?
-
- Если честно - понятия не имею...
-
- Больше всего на свете, - говорит она, глядя мне прямо в глаза, - я люблю,
чтоб зима, и утро такое противное, что встать нету никаких сил; а тут -
запах кофе, и еще такой запах, когда яичницу поджаривают с колбасой, и
когда тостер отключается - дззын-нь!!! - уже не выдерживаешь, и просто
вылетаешь из постели, как подстреленная!... Понял, да?
-
- Ладно! - смеюсь я. - Сейчас попробуем...
-
Я человек не странный.
-
То есть, мне действительно так кажется.
-
Конечно, до «среднестатистического человека» мне тоже далеко. Но я не странный,
это точно. С какой стороны ни глянь - абсолютно нормальный человек. Очень
простой и прямой. Как стрела. Сам себя воспринимаю как некую неизбежность
- и уживаюсь с ней совершенно естественно. Неизбежность эта настолько очевидна,
что мне даже не важно, как меня воспринимают другие. Что мне до того? Как
им лучше воспринимать меня - это их проблема, а не моя.
-
Кому-то я кажусь глупее, чем я на самом деле, кому-то - умнее, чем я на
самом деле. Мне же самому от этого - ни жарко, ни холодно. Ведь образец
для сравнения - какой я на самом деле - тоже всего лишь фантазия, отблеск
моего же представления о себе. В их глазах я действительно могу быть как
полным тупицей, так и гением. Ну и что? Не вижу в том ничего ужасного.
На свете не бывает ошибочных мнений. Бывают мнения, которые не совпадают
с нашими, вот и все. Таково мое мнение.
-
С другой стороны, есть люди, которых моя внутренняя нормальность притягивает.
Таких людей очень мало, но они существуют. Каждый такой человек и я - точно
две планеты, что плывут в мрачном космосе навстречу друг другу, влекомые
какой-то очень природной силой, сближаются - и так же естественно разлетаются,
каждый по своей орбите. Эти люди приходят ко мне, вступают со мной в отношения
-
для того лишь, чтобы в один прекрасный день исчезнуть из моей жизни навеки.
Они становятся лучшими моими друзьями, моими любовницами, а то и моими
женами. Некоторые даже умудряются стать моими антиподами... Но как
бы ни складывалось, приходит день - и они покидают меня. Кто - разочаровавшись,
кто - отчаявшись, кто - ни слова не говоря (точно кран без воды - хоть
сверни, не нацедишь ни капли), - все они исчезают.
-
В моем доме - две двери. Одна вход, другая выход. По-другому никак. Во
вход не выйти; с выхода не зайти. Так уж устроено. Люди входят ко мне через
вход - и уходят через выход. Существует много способов зайти, как и много
способов выйти. Но уходят все. Кто-то ушел, чтобы попробовать что-нибудь
новое, кто-то - чтобы не тратить время. Кто-то умер. Но не остался никто.
В квартире моей - ни души. Лишь я один. И, оставшись один, я буду теперь
всегда осознавать их отсутствие. Тех, что ушли. Их шутки, их излюбленные
словечки, произнесенные здесь, их песенки, что они мурлыкали себе под нос,
- все это осело по всей квартире странной, призрачной пылью, которую зачем-то
различают мои глаза.
-
Иногда мне кажется - а может, как раз ОНИ-то и видели, какой я на самом
деле? Видели - и потому приходили ко мне, и потому же исчезали. Все они
словно бы убедились в моей внутренней нормальности, удостоверились в искренности
(другого слова не подберу) моих попыток оставаться нормальным и дальше...
И, со своей стороны, пытались что-то сказать мне, раскрыть предо мною душу...
Почти всегда это были добрые, хорошие люди. Только предложить мне им было
нечего. А если и было что -- им все равно не хватало. Я-то всегда старался
отдать им от себя, сколько умел. Все, что мог, перепробовал. Даже ожидал
чего-то взамен... Только ничего хорошего не получалось. И они уходили.
-
Конечно, было нелегко.
-
Но еще тяжелее - то, что каждый из них покидал этот дом еще более одиноким,
чем пришел. Будто, чтобы уйти отсюда, нужно утратить что-то в душе. Вырезать,
стереть начисто какую-то часть себя... Я знал эти правила. Странно, но
каждый раз, когда они уходили, казалось, будто они-то стерли в себе гораздо
больше, чем я... Почему все так? Почему я всегда остаюсь один? Почему всю
жизнь в руках у меня остаются только обрывки чужих теней? Почему, черт
возьми?! Не знаю... Нехватка данных. И как всегда - ответ невозможен.
-
Чего-то недостает.
-
Однажды, вернувшись с собеседования насчет работы, я обнаружил в почтовом
ящике открытку. С фотографией: астронавт в скафандре шагает по поверхности
Луны. Отправителя на открытке не значилось, но я с первого взгляда сообразил,
от кого она.
-
«Я думаю, нам не стоит больше встречаться, - писала она. - В ближайшее
время я, видимо, выйду замуж за землянина.»
-
Грохот захлопывающейся двери.
-
ДАННЫХ НЕДОСТАТОЧНО. ОТВЕТ НЕВОЗМОЖЕН. НАЖМИТЕ КЛАВИШУ СБРОСА.
-
Пустеет экран.
-
Сколько еще будет так продолжаться? - думаю я. Мне уже тридцать четыре.
До каких пор все это будет твориться со мной?!
-
Особо я не терзался. Чего уж там - ясно как день: я сам во всем виноват.
Ее уход - дело совершенно естественное, и я с самого начала знал, что все
этим кончится. Она понимала, и я понимал. Только мы все надеялись, что
вот-вот случится какое-то маленькое, еле заметное Чудо. Неуловимая случайность,
которая перевернет наши жизни вверх дном... Но ничего подобного, конечно
же, не случилось. И она ушла. Само собой, от ее ухода мне стало грустно.
Однако же, опыт подобной грусти у меня уже был. И я нисколько не сомневался,
что переживу эту грусть без особых проблем.
-
Ведь я всегда ко всему привыкаю...
-
От такой мысли мне вдруг сделалось тошно. Будто черная желчь разлилась
внутри и подступила к самому горлу. Я встал перед зеркалом в ванной и посмотрел
на себя. Так вот ты какой - Я, Который На Самом Деле... Вот и свиделись.
Много же ты постирал в себе... Гораздо, гораздо больше, чем ожидал... Лицо
в зеркале выглядит старее, противнее, чем всегда. Я беру мыло, тщательно
мою лицо и натираю кожу лосьоном. Потом не спеша мою руки и старательно
вытираюсь новеньким полотенцем. Затем иду на кухню и, отхлебывая пиво из
банки, навожу порядок в холодильнике. Выкидываю сгнившие помидоры, выстраиваю
в ряд банки с пивом, проверяю содержимое кастрюль, составляю список, что
купить в магазине...
-
До самого рассвета я сижу в одиночестве, разглядывая луну и гадая: сколько
еще это будет твориться со мной? Наступит день - и я снова встречу кого-то.
Все будет очень естественно - как движенье планет, чьи орбиты пересеклись.
И мы снова будем надеяться, каждый сам по себе, на какое-то чудо, выжидать
какое-то время, стирать свои души - и расстанемся, несмотря ни на что...
-
До каких пор?!...